Русский акцент берлинской тюрьмы Тегель

Самая большая в Германии мужская тюрьма закрытого типа расположена в берлинском районе Тегель. Территория, на которой могли бы разместиться 17 футбольных полей, обнесена полуторакилометровой бетонной стеной пятиметровой высоты.

Город за стеной

За стеной - по сути дела, целый город, отрезанный от внешнего мира: тюремные корпуса, некоторые из них, если бы не решетки на окнах, скорее похожи на жилые новостройки, церковь, актовый и гимнастический залы, спортивная площадка, административные здания, фабрика-кухня, булочная и кондитерская, типография, мастерские, школа, училища для освоения различных профессий.

Тюрьма рассчитана на 1325 заключенных, но некоторые камеры сейчас пустуют. Обслуживающий персонал - 796 человек, из которых только 484 непосредственно надзиратели. Состав отбывающих наказание - интернациональный, свыше трети заключенных (36 процентов) - граждане других стран. Около сотни зэков в Тегеле общаются между собой преимущественно на русском языке. Один из них - 27-летний Умар Качкаров из Карачаево-Черкесии.

Няня-убийца

Умар невысокого роста, крепыш, длинные вьющиеся волосы, аккуратная бородка, внимательные глаза. Одет, как и все обитатели Тегеля, в гражданское - свитерок и джинсы.

Как пояснил корреспонденту DW сотрудник социально-педагогического отделения Рафаэль Галеев (Rafael Galejew), администрация немецкой тюрьмы может по своему усмотрению устанавливать правила в отношении формы одежды. В Тегеле уже давно отказались от тюремных роб. Так что не сразу можно определить, кто это идет навстречу по тюремному тракту - зэк или кто-то из обслуживающего персонала. Галеев поздоровался с Умаром Качкаровым за руку, а потом оставил нас в небольшой комнате с круглым столом посередине.

В Германию Умар приехал в конце 2009 года по программе Au-Pair, устроился в семью присматривать за детьми. Вначале ходил на курсы немецкого языка, потом собирался продолжить обучение на эколога, начатое еще в России. Но довольно быстро у молодого человека из карачаево-черкесской глубинки, как он выразился, "поехала крыша". "Мой мозг, - сказал Умар, - не справился с резкой сменой образа жизни". Уже весной 2010 года Качкарова осудили за непредумышленное убийство. Срок - 12 лет.

Зэки и надзиратели

Одноместная камера Умара находится в 5-м корпусе тюрьмы. Народ здесь, пояснил он, сидит серьезный, с длительными сроками или вообще пожизненно. Особых проблем между заключенными, которые значительную часть времени могут свободно общаться друг с другом, не возникает. "Здесь отношения между людьми "сформулированы", - говорит Умар. - Каждый задумывается, прежде чем что-либо сказать другому, а вдруг тот обидится"? Почти уважительны и осторожны с обитателями дома №5 и надзиратели. Они понимают, что многим из их подопечных терять уже нечего, так что лучше лишнего себе не позволять.

С некоторыми из сотрудников тюрьмы у Умара сложились весьма доверительные отношения. Время от времени он приглашает одного из надзирателей в свою камеру "поговорить по душам". А чтобы ему не мешали, вешает на дверь табличку "Просьба не беспокоить". В остальном же Умар предпочитает общаться с русскоговорящими заключенными. "Есть разные, - рассказывает он, - есть немцы-переселенцы из Казахстана, есть из Латвии и Литвы, из России тоже достаточно. Мы ближе по менталитету".

Но клановости или вражды между различными группами заключенных, по его наблюдениям, в Тегеле нет. "Конечно, немцам приятнее общаться с немцами, туркам с турками, а русским с русскими, - поясняет Умар. - Но я, бывает, что-нибудь готовлю себе, например на ужин, то с турком, то с немцем. Плита ведь на кухне на всех в секции одна".

"Общак" и "воры в законе"

Несколько иначе оценивает своих русскоговорящих подопечных заместитель директора тюрьмы Ларс Хоффман (Lars Hoffmann). Он, не говорящий по-русски, знает, что означают такие понятия, как "общак", "вор в законе", "авторитет". "Русские зэки, - сказал Хоффман в интервью DW, - остаются особой группой, требующей повышенного внимания. Мы стараемся сделать так, чтобы не все они находились в одном корпусе, распределяем по разным домам и секциям".

В противном случае, указывает он, велик риск обособления, разрыва всякого контакта с сотрудниками тюрьмы: "Русские заключенные склонны решать все проблемы между собой". Но, в отличие от некоторых тюрем на юге Германии - в Штадельхайме, Штраубинге, Дармштадте, - в Тегеле, по словам Хоффмана, "криминальных авторитетов, воров в законе, которые бы не работали и жили за счет других заключенных, сейчас нет". Он знает о многовековых русских и советских тюремных традициях, которым их носители следуют и в немецких исправительно-трудовых учреждениях. Такие традиции заметны и в Тегеле, но в целом Хоффман оценивает ситуацию как "относительно спокойную" и объясняет такое положение тем, что "эти люди перестали быть гомогенной массой, сплоченной группой. Есть грузины, есть казахи, есть литовцы. Кроме языка у них теперь не много общего. Русскими они себя не чувствуют".

Кстати, работать в немецких тюрьмах никого не заставляют. "В Германии помнят о прошлом и не хотят быть обвиненными в применении подневольного труда, - пояснил Ларс Хоффман. - Но те, кто не работает, и денег не получают. А это для заключенных сильный стимул работать". Зарплаты обитателей Тегеля составляют от 8 до 15 евро в день плюс сверхурочные.