Острова Борнхольм и Джерси
В нашей работе, вообще в журналистской профессии, очень важную роль играет фактор обратной связи, то есть ваши отзывы, комментарии, ваша похвала и критика. Мы всегда внимательно читаем ваши письма и, готовя новые передачи, стараемся ориентироваться на те темы, аспекты, сюжеты, которые вы, радиослушатели, нам предлагаете. Не всегда это возможно, но, когда возможно, мы делаем это очень охотно. В частности, я. Летом две передачи радиожурнала «Европа и европейцы» я посвятил островам. Мы рассказали, в частности, об Исландии и о «русском» итальянском острове Капри. Вернувшись из отпуска, я с удовольствием обнаружил в редакционной почте сразу несколько писем с очень приятными отзывами об этих передачах, с просьбами прислать их тексты (а мы рассылаем тексты всех передач всем желающим) и с пожеланиями продолжить тему европейских островов. Что я сегодня и сделаю. Мы откроем передачу рассказом о датском острове Борнхольм в Балтийском море, острове, прославленном в России писателем Николаем Карамзиным в одной из его романтических повестей. Интересно, что Карамзин на этом острове никогда не бывал.
ДИКТОР 1.
Тот, кто решит прилететь на остров Борхольм на самолёте, поступит практично: полёт из Копенгагена длится чуть больше получаса, а авиабилет стоит меньше, чем каюта на пароме. И всё же такого человека стоит пожалеть. Потому что морское путешествие к острову гораздо приятнее и романтичнее. Впрочем, «путешествие» – это слишком громко сказано. От берегов Швеции, Германии и Польши Борнхольм отделяют всего несколько километров. Остров производит сильное впечатление, когда приближаешься к нему с моря. Гранитные скалы, которые кажутся неприступными, тёмные тучи, сквозь которые проблескивает ослепительно голубое небо, яркие краски полевых цветов, пёстрые – жёлтые, синие, бордовые – стены низких кирпичных домов, крутые, покатые крыши, на них – белёные известью высокие печные трубы... За исключением современных ветровых электростанций все постройки на острове – не выше трёх этажей. Разве что колокольни круглых церквей (такая архитектура типична для Борнхольма) возвышаются над жилыми домами.
Когда–то остров Борнхольм славился своей рыбой. Местные рыбаки вылавливали невероятное количество сельди, коптили её и продавали потом в самые разные страны Европы, в том числе и в Россию. Борнхольмская копчёная селёдка пользовалась немалой популярностью при дворе русских императоров. Технология её копчения практически осталась неизменной с давних времён: сельдь потрошат, нанизывают на специальные штыри и коптят в душистом дыме тлеющей чёрной ольхи, которая растёт на острове и древесина которой пропитана морской солью. Вот только селёдку эту ловят уже не борнхольмские рыбаки. Она добывается в Северном море и в Атлантическом океане и прибывает на остров в гигантских плавучих рефрижераторах. Балтийская сельдь уже считается малопригодной из–за слишком сильного загрязнения воды в этом регионе. И сегодня из главного порта Борнхольма Рюне в море выходит больше яхт, чем рыболовецких судов. Идиллическая картина – старик–рыбак, сидящий на берегу и починяющий сети, – осталась в прошлом. И рыбаков на острове осталось мало, и нейлоновые сети сегодня никто не штопает: они очень прочные и рвутся чрезвычайно редко.
Лишь экспонаты в местном музее рассказывают ещё об одной старой ремесленнической традиции, которой когда–то славился остров. Поздней осенью 1744 года вблизи от берегов Борнхольма село на мель английское торговое судно, которое должно было доставить в континентальную Европу крупную партию напольных часов. Всю длинную балтийскую зиму местный часовщик чистил и смазывал эти часы, а потом стал их копировать – деталь за деталью. Спустя всего десятилетие борнхольмские мастера копировали знаменитые английские оригиналы так, что копии могли вполне поспорить с ними качеством, но были при этом существенно дешевле. Лишь к концу девятнадцатого века, когда спрос на такое специфическое украшение богатых городских квартир и помещичьих усадеб упал, ремесло это захирело и сегодня борнхольмские напольные часы можно увидеть лишь в антикварных магазинах да в музее на острове.
Зато процветает другое казавшееся тоже умершим ремесло – ремесло стеклодувов. Стеклодувы облюбовали бывшие селёдочные коптильни (многие из них закрылись в последние годы). Над длинными трубами этих коптилен снова вьётся дымок. Если часовщикам прежних времён и представить себе было страшно, что кто–то будет глазеть на них во время работы, то современные стеклодувы («художники стекла», как они сами себя называют) с удовольствием приглашают туристов. Большинство их изделий (или произведений прикладного искусства, – с чистым сердцем можно сказать и так) – ваз, кувшинов, стеклянных цветов, всяких сувенирных зверюшек – туристы покупают прямо на месте.
Так же, прямо на острове, продаётся львиная доля продукции местной фабрики леденцов, где многочисленные экскурсанты наблюдают, как за стеклом, отделяющим их от фабричного цеха, работницы вручную, в специальных перчатках, скручивают причудливой формы пёстрые леденцы. Между прочим, каждый школьный класс из Дании в обязательном порядке хоть раз за время учёбы приезжает с экскурсией на остров Борнхольм. Борнхольмцы гордятся своей принадлежностью к Дании, хотя Швеция и Германия гораздо ближе. В середине семнадцатого века на острове, который подчинялся тогда шведской короне, произошло восстание. Его вождь, революционер (или скорее, разбойник с весьма сомнительными представлениями о независимости) Виллем Клаузен прикончил шведского губернатора, и над островом был поднят красный с белым крестом датский флаг. С тех пор не только борнхольмская копчёная селёдка, которую принято подавать обсыпанной мелко нарезанным зелёным луком и облитой яичным желтком, но и местный деликатесный сыр с голубой плесенью стали обязательной принадлежностью королевских банкетов в Копенгагене. Супруг датской королевы принц Хенрик каждый год приезжает в Борнхольм на охоту. Зверья на острове больше, чем достаточно. Двор охотится, в основном, на косуль, народ попроще предпочитает фазанов и диких кроликов.
С другими развлечениями на Борнхольме слабовато. Правда, на южной оконечности острова есть великолепный песчаный пляж. Летом работают несколько площадок для гольфа, конно–спортивная школа. Взрослые и дети в красочных национальных костюмах населяют на два–два с половиной месяца в году крепость «Хаммерсхус» и средневековую деревню, превращённую в музей под открытым небом, – главные туристические аттракционы Борнхольма.
Но в остальное время года жизнь на острове замирает. Он кажется безлюдным, суровым и снова даёт пищу многочисленным легендам романтического толка – о том, например, что именно здесь спрятаны сокровища ордена тамплиеров, уничтоженного в тринадцатом веке. Или о том, что где–то отыщется ещё мифическая темница, описанная Николаем Карамзиным в его повести «Остров Борнхольм». Известно, что сам писатель на острове никогда не был. Он следовал неким устойчивым представлениям о мрачном характере острова, приносящего несчастье, и о жутких тайнах, которые хранят его суровые скалы. У Карамзина такой тайной была инцестная любовь брата и сестры, у историков–любителей – легендарные сокровища рыцарей–тамплиеров.
Если рассказывать о том, чем хорош остров Джерси, то лучше всего начать не с того, что на нём есть, а с того, чего здесь нет. Здесь нет безработицы, налога на добавленную стоимость, массовых митингов, пьяниц на улицах, политических партий, угонщиков автомобилей... «Куда им угонять–то их?» – задаёт риторический вопрос гид по имени Хьюдж. И уточняет: «Бывает, правда, что машины с острова пропадают. Но виноваты в этом не воры, а море и незадачливые туристы, которые паркуют машины недалеко от воды, не зная, что во время приливов её уровень поднимается здесь до четырнадцати метров по сравнению с уровнем отливов». Так что пропавшие машины крадут не угонщики, а море.
«Кусочек Франции, отколовшийся от неё, упавший в воду и подобранный англичанами», – так сказал когда–то об острове Джерси великий французский писатель Виктор Гюго, в течение трёх лет проживший здесь изгнанником. Рассказывающие об этом туристические проспекты обычно умалчивают о том, что местные власти, недовольные слишком радикальными, по их мнению, выступлениями Виктора Гюго в защиту свободы печати, в конце концов, выдворили его на соседний остров Гернси. Там к Гюго относились лояльнее, и он прожил на Гернси пятнадцать лет.
Джерси, как и Гернси, – крупнейшие из Нормандских островов, расположенных в проливе Ла–Манш. Восемьсот лет назад английский король Иоанн Безземельный из династии Плантагенетов потерял значительную часть британских владений во Франции, после чего вынужден был подписать Великую хартию вольностей. Жителям острова Джерси, которые могли выбирать между Англией и Францией, король дал ещё больше вольностей, чем всем остальным своим подданным: он обещал им автономию и освобождение от уплаты налогов.
Этими привилегиями Джерси наслаждается до сих пор – причём, последние тридцать лет с большей выгодой, чем когда–либо прежде в истории. Крошечный остров площадью всего 116 квадратных километров и с населением 87 тысяч человек является одним из крупнейших банковских центров Европы. Либеральное законодательство, низкие налоги и гарантированная конфиденциальность сделали Джерси очень популярной оффшорной зоной. Банки и разнообразные финансовые конторы, вывески которых можно встретить в главном городе Джерси Сент–Хельер буквально на каждом шагу, перечислили в прошлом году в казну острова около четверти миллиарда фунтов стерлингов. Легко подсчитать, что общий оборот всех этих банков и контор составил более пятисот миллиардов долларов. Не все эти деньги – «чистые». И в последние годы над финансовым раем нависла угроза. С одной стороны, Джерси – как и другим 34–ём оффшорным зонам, через которые проходят часто недоступные контролю денежные потоки, – пригрозили санкциями авторитетные международные организации. С другой стороны, одолевают конкуренты из более отдалённых регионов. И вот летом этого года парламент Джерси (а у острова – собственный парламент, собственные органы юстиции и даже собственная валюта) принял решение снизить вдвое – до десяти процентов – налог на крупные финансовые учреждения. Но чтобы как–то компенсировать то, что не доберёт в этом случае бюджет, депутаты ввели (впервые за восемьсот лет!) налог с оборота. Очень низкий – всего пять процентов. Но этого оказалось достаточно, чтобы на улицы Сент–Хельер (тоже впервые за восемьсот лет!) вышла демонстрация протеста. Около тысячи протестующих обвинили народных избранников в том, что те игнорируют интересы трудящихся.
Всё это тем более удивительно, что жители Джерси всегда славились своим миролюбием и покладистым характером. Правда, французы в восемнадцатом и девятнадцатом веках безуспешно пытались высадить на острове десант, зато немцы захватили его в 1940–м году без боя. Остров Джерси был единственной британской территорией, которую нацистам удалось оккупировать в ходе Второй мировой войны. Между прочим, отбили его англичане тоже без боя, несмотря на то, что сапёры вермахта понастроили на побережье острова десятки неприступных бетонных бункеров с толстыми стенами. Сегодня в одном из этих бункеров открыт рыбный магазин, в другом – пивной кабачок, а третий вообще сдают как жилые апартаменты отдыхающим на Джерси любителям экзотики.
Чем ещё славится этот остров? Конечно, трикотажем, которому дал своё имя. Французы, кстати, здесь отомстили англичанам, когда–то отобравшим у них этот клочок земли (точнее, камня), и переиначили название ткани на свой лад, поставив ударение в конце слова – «джерсИ», а не «джЕрси». Так оно и вошло в обиход.
Кроме того, остров славится своими новыми иммигрантами – супербогачами. Чуть в стороне от главных дорог то и дело видишь обнесённые высокими каменными стенами поместья (другого слова и не подберёшь). В одном из них живёт знаменитый автогонщик «Формулы Один», бывший чемпион мира Найджел Манселл, в другом – ветеран поп–музыки Гилберт О´Салливэн. Пятнадцать миллионов фунтов стерлингов свободного (и, разумеется, честного) капитала – обязательное условие для желающих навсегда переселиться на остров Джерси. Это жёсткое условие несколько смягчается тем, что супербогачи договариваются с властями о льготных ставках на подоходный налог. У одних он составляет пять процентов, у других, как говорят, – даже два. Среднестатистический житель острова платит примерно двадцать процентов. Но на это как раз никто из коренных джерсийцев не жалуется: богатые иммигранты дают работу, и благодаря им, резко возросли цены на земельные участки и арендная плата за жильё. Многие жители Джерси разбогатели на том, что продали свои пастбища и сдают квартиры сезонным рабочим, приезжающим сюда. Раньше сюда приезжали, в основном, французы (они работали на полях), португальцы и итальянцы (эти специализировались в туристическом и гостиничном сервисе). Сейчас основную массу «гастарбайтеров» составляют на острове Джерси поляки. Никто, кроме португальцев, здесь пока не задержался. А португальцы (во всяком случае, часть из них) осели на острове и теперь составляют около десяти процентов населения. Недовольство этими «чужаками» жители Джерси высказали за последние годы лишь один–единственный раз: когда на недавнем чемпионате Европы по футболу англичане проиграли сборной Португалии.